Умом я понимала, что хочу ребёнка. Я хотела, чтобы у моей старшей дочери была родственная душа. Но внутри всё сжималось от воспоминаний, ощущений, от всего пережитого ранее. Я шла медленно, убеждая себя, что пора, приводя логические доводы и размышления.
Передо мной всплывали образы: тоскливый ноябрь, сырой и холодный, токсикоз, слабость, усталость... Мысли о том, неужели так будет всю беременность...
А вот вспышкой промелькнула первая улыбка дочери, от которой сердце замирает. В такие моменты бессонные ночи и дрожь в руках и коленях от усталости меркнут и теряют свою остроту.
А вот мы идём весенним тёплым вечером с первым мужем, через месяц мне рожать, а я уже набрала 16 кг. Мне трудно идти, я почти не сплю ночами. Мы подходим к киоску с мороженым, и продавщица, кивая в мою сторону, задорно спрашивает: «Двойня?»
А вот раннее майское утро, предрассветный час. Я стою посреди комнаты, у меня отошли воды. Муж судорожно звонит акушерке. Едем на скорой. Солнце встаёт, поют птицы, на деревьях молодая зелень. Ночной ливень обтрепал яблоневый цвет. Свежо и влажно. Мне стало легко, отошли воды, и я стала легче. Я уже почти не волнуюсь, ведь скоро увижу свою дочь.
Родзал. Двери распахнуты. Из соседних палат слышатся стоны, вопли, крики и требования срочно привести врача, с холодящей кровь фразой: «Пусть разрежет!» А я лежу и думаю: «Вот глупые, умных книжек не читали, что ли? Надо же беречь силы, правильно дышать, а не кричать вот так, пугая народ». Часа через три я кричала так, что двери родзалов плотно запирали, укоризненно на меня поглядывая. Думаю, даже местные бродячие собаки давали большой крюк во время моих воплей. Роды были тяжёлые. Но всё позади, и вот мы дома. Я в космосе! Я – мама!
Первая неприятность – любовно собранный новенький комод, приготовленный для всего самого лучшего, забит каким-то старьём, непонятными застиранными вещами. Это моя мама заботливо и рачительно собрала всё, что копилось в доме, то, что оставалось ещё с моего рождения и после рождения племянницы. Мама забила этим комод, пока я была в роддоме, а освободиться от этого нельзя, потому что за этим последует смертная обида.
А потом круговерть. Ребёнок вызывает восхищение, любование: ушки ювелирные, носик сопит, потягушечки сладкие, сосочка во рту ёрзает туда-суда, а глазки спят. «Господи, спасибо, я – мама!»
Первые достижения, пухлые щёчки, бессонные ночи, наряды как на куколку, хлопоты, усталость. Наша семья обрела полноту этого понятия, мы были муж и жена, а стали – семья.
Прошло полгода. Ночь. Муж хрипит во сне, кашляет. Привстал и снова лёг, глаза открыты, молчит. Что-то плохое происходит, но я не принимаю эту информацию. Всё поправимо, надо будет обследоваться. Что же скорая так долго не едет?
Тут выходит врач и говорит: «Надо же как получилось...» Я не понимаю, что происходит? Почему они уходят? Врач произносит страшные слова: «Умер он. Позвоните кому-нибудь, не оставайтесь одна». Пропасть. Бездна. Отрицание. Это всё не со мной. Я проснусь, и этот страшный сон закончится. Но он не закончился. Он заиграл новыми мрачными красками.
Прошло 7 лет. Два года назад я вышла замуж. И вот я сижу в кабинете врача. Пожилая акушерка строго смотрит мне в глаза и произносит раздельно и с паузой: «Вы хотите ребёнка?» Ей непонятно, зачем я пришла планировать беременность, если так неуверенно мямлю. Она не знает, сколько внутри меня боли, борьбы и страха…
С нами уже более 50 000 подписчиков!