Чем обернулось посещение детского сада

В сентябре 2017 года, когда моей дочери было 1 год и 9 месяцев, рядом с нами открылся новый детский сад. Нам предложили в нём место, но я решила, что ещё рано отдавать туда ребёнка, и отказалась. Дочке не хватало общения со сверстниками, и зимой она начала приставать к мимо идущим на улице детям. Все наши друзья всё-таки пошли в сад, и после семейного совета было принято решение попробовать и нам туда пойти. Тогда я ещё не знала, что это обернётся для нас операцией.

Итак, в феврале 2018 года, когда дочке было 2 года и 2 месяца, она в первый раз пошла в детский сад. Как и всем, нам рекомендовали первое время приводить на два часа для адаптации. Мы так и поступили. В целом, всё было неплохо. В пятницу я забрала её домой, предвкушая первые выходные, но в субботу она проснулась с температурой. Потом начался жуткий кашель. Врач, осмотревший нас в больнице, сказал, что необходима госпитализация. Решив не рисковать, мы собрали вещи и легли в больницу. На лечение в стенах больницы и дома у нас ушёл месяц, так как бронхит сопровождался ацетоном и жуткой аллергией в виде крапивницы на лекарства. Как я подозреваю, в тот период и начал развиваться аденоидит у моей маленькой дочери.

В марте и апреле мы периодически болели, но уже не так сильно. А с мая началось затишье. Вирусы, видимо, испугались жары и решили нас немного пощадить, или просто иммунитет привык к садиковским заразам. Но с приходом сентября дочь начала болеть очень часто. Практически не было такого времени, чтобы не было соплей. С наступлением октября ситуация не улучшилась, а добавился ещё и храп ночью, что было жутко неприятно. Кровать дочери стояла в нашей спальне, и получалось так, что с одной стороны храпел муж, а с другой – дочь, причём не менее сильно. Игнорировать это состояние было невозможно, и мы обратились к врачу. В начале октября нам поставили диагноз «аденоиды второй степени» и назначили лечение.

Курс лечения был пройден, на дворе был ноябрь, а улучшений у дочки не было: храп, постоянные покашливания, будто что-то в горле мешает. Затем она начала часто переспрашивать то, что ей говоришь. Близился кризис трёх лет, и я не могла сначала понять, это что-то из разряда проверки моих нервов и баловства или реальная проблема. Записались мы на приём к сурдологу. Там проверили на аппарате, провели осмотр и выявили, что аденоиды разрослись ещё сильнее и начали перекрывать евстахиеву трубу, от этого ребёнок стал терять слух. Взяв дочь и все результаты от сурдолога мы помчались к нашему лору. Он подтвердил диагноз, добавив, что из-за перекрытия аденоидами трубы в ухе скапливается жидкость. Нам назначил операцию. Это был конец ноября. К тому моменту, как мы прошли всех врачей, сдали все анализы для подготовки к предстоящему хирургическому вмешательству и получили направление на госпитализацию, наступил декабрь. Дочери исполнилось три года.

Со всеми документами я звоню врачу, чтобы он назвал дату операции, а он говорит, что конец года, квоты на операции кончились, придётся ждать нового года. Тогда меня охватила паника. Ещё почти полтора месяца ребёнку придётся ходить наполовину глухой! А вдруг начнётся ухудшение, и такое состояние останется навсегда?! Я звонила в страховую, но там лишь подтвердили слова доктора про квоту. Нам ничего не оставалось делать, как только ждать. Новогодние праздники прошли, как на иголках. И вот 9 января 2019, в первый рабочий день, мы ложимся в больницу. 10 января проходит операция. Больше всего пугал общий наркоз, но всё прошло хорошо. Первую ночь было непривычно спать, так как ребёнок не храпел. Приходилось прислушиваться к дыханию. Слух у дочери довольно быстро восстановился. Единственным странным последствием операции для меня – изменение голоса. Этого я не ожидала. Он стал какой-то писклявый, что было непривычно.

Спустя три года дочь снова попала в то же лор-отделение, но уже с гайморитом. Так что лор – её «любимый» врач по сей день.