«Лечить неврологию у ребёнка надо до 1 года»

Мой старший сын родился с неврологией (у него была большая киста в левом желудочке головного мозга размером 5х6 мм) и сильным шейным подвывихом, который перекрывал венозный кровоток от головного мозга к шейному отделу и позвоночнику. Из-за моей неопытности и по некоторым семейным обстоятельствам отсутствовало полноценное неврологическое лечение малыша на первом году жизни, которое вылилось в дальнейшем в десять лет моего опыта лечения ребёнка с неврологией. Эти долгих десять лет воспитали во мне качества, которые до этого отсутствовали: терпение, оптимизм, настойчивость и стремление достичь цели. А ещё веру в то, что всё, что ни делается, - к лучшему. Мой опыт научил меня, что лечить неврологию надо до года.

Когда родился сын, нас на пятый день выписали из роддома и рекомендовали в месяц обратиться к неврологу. Первый месяц жизни с малышом прошёл очень беспокойно. Сын запрокидывал голову, постоянно плакал и часами висел у меня на груди. У него были синеватый оттенок кожи, постоянно холодные ручки, сжатые кулачки, деревянные ножки.

В очереди на приём к неврологу и на осмотре малыш кричал беспрестанно, пугая спокойных, довольных своими детьми мам и самого врача. Голова моего сына за первый месяц жизни увеличилась на 8 сантиметров. Уж не гидроцефалия ли? Невролог после осмотра сама бегала и договаривалась о получении внеочередного талона на УЗИ головного мозга в кабинет диагностики. На следующий день УЗИ выявило огромную кисту в голове малыша. Нам назначили препарат, чтобы выводить жидкость из головы, а также медикамент, который компенсирует нехватку кальция, когда эта вода выходит. Кроме того, надо было давать витамины для поддержания жизненного тонуса. Вдобавок нас отправили на лечение в центр реабилитации.

«Почему ваш малыш постоянно орёт? Он у вас голодный. Я прекращаю делать массаж. Идите и кормите его, мама!» – часто говорили мне в центре реабилитации. Но сын был сытый, а плакал он по другим причинам. На электрофорезе с магнезией, чтобы он не надрывался, мне приходилось зажиматься в угол ко всем спиной, давать ему грудь, а затем уже сотрудник физиокабинета прицеплял к шее малыша электроды с током и накладку, пропитанную лекарством.

Немного спокойнее прошло наше второе лечение в центре восстановления, когда сыну было 3,5 месяца. А потом мы пошли на долгожданное УЗИ. Киста рассосалась. Невролог сказал, что всё у ребёнка хорошо. Также он пообещал снять неврологический диагноз в год. Проверить на предмет шейного подвывиха в поликлинике врач мне не предложил. Сама я ничего про это не знала, потому что всё своё время посвящала беспокойному сыну, с другими молодыми мамами не общалась.

После УЗИ я уехала с малышом к маме в посёлок. Там проверяла ребёнка у участкового педиатра, который наблюдал ещё меня малышом. Кроме витамина Д, ничего сыну не давала. Особых рекомендаций по дополнительному лечению ребёнка от врача не получала. Я много гуляла и занималась с ним. Однако голова сына росла не по дням, а по часам. Я и моя мама не замечали этого.

Физически он существенно отставал в развитии: пополз в 10 месяцев, ходить начал только в 1,3 годика. При этом умственно развивался опережающими темпами, за исключением развития мелкой моторики. Быстро всё запоминал, на незнакомые лица криками реагировал уже в три месяца. В полгодика реагировал на здание поликлиники громкими криками, так как помнил прививки. Нас везде пропускали без очереди, потому что невозможно было слушать его непрекращающийся рёв. В девять месяцев стал кричать в поликлинике меньше. Но всё равно орал именно тогда, когда подходили к прививочному кабинету. Я удивлялась, как он его запомнил.

«А что вы хотели, мама? Вы сами были с такой же бледной кожей, как у сына, я вас называл ребёнком голубых кровей, также были «ревучей», а ходить начали в 1,2. Это у вас генетически», – авторитетно заявлял педиатр, не допуская во мне мыслей заподозрить недолеченную неврологию.

Когда сыну исполнилось 1,5 года, к нам в гости приехала моя младшая сестра, которая училась в городе на педиатра. Она ахнула и заявила, что у ребёнка достаточно большая голова для его возраста – 52 см, а ещё у него большой родничок. Я рванула в город в краевой центр, где моего мальчика смотрел невролог. Специалист подтвердил незначительную неврологию, назначив ему успокоительные средства. Он заверил, что всё в порядке. Малыш интеллектуально прекрасно развит для своего возраста, а кричит потому, что «память хорошая и есть инстинкт самосохранения».

В полтора года я приехала с ребёнком в город и вышла на работу. С сыном сидели две бабушки по очереди, приезжающие из других населённых пунктов на вахту. Раз в полгода я брала от невролога направления сыну в центры реабилитации. Водили бабушки. Но процедуры сыну назначали самые простые, а массаж и иголки нам были не положены, потому что ребёнку уже больше года. Иногда лечение срывалось, потому что сын после изолированного проживания в поселке часто болел.

А потом мы обратили внимание на непрекращающееся слюноотделение ребёнка, которое до этого списывали на прорезывание зубов. Плюс у нас была ужасная адаптация в детском садике. Утром ребёнка невозможно было собрать, он катался по полу, вырывался. Потом малыш начал жаловаться на головные боли, говорил очень плохо. Хотя в 4,5 года он сам научился читать одно- и двухсложные слова. «Ваш сын читает лучше, чем говорит!» – заявил однажды логопед в детском садике. Я, вся в мыслях о работе, не придавала её фразам большого значения.

А потом я забеременела вторым ребёнком. Поменялся мой гормональный фон, и я поняла, сколько упустила, передоверяя малыша бабушкам, которые видели в нём только хорошее. Зачем я слушала врачей, которым на самом деле было глубоко наплевать на чужого ребёнка? Зачем я отдавала себя работе, которая может выплюнуть тебя за ненадобностью, если ты вдруг сломаешься?

«Она личную жизнь устраивала, ребёнком не занималась», – говорила обо мне в ординаторской врач, которая год назад убеждала меня, что у меня отличный мальчишка и все проблемы «израстутся». Я плакала и корила себя, понимая что и личной-то жизни у меня на самом деле и никакой не было, одна работа. За исключением одной судьбоносной встречи, которая дальше подарила мне новую семью. И теперь я и моя новая семья взялись за лечение моего сына, которое должно было превратить его в нормального ребёнка.

У сына был отёк глазного дна, высокие пульсации в голове и совсем плохой шейный кровоток по результатам диагностики. В пять лет ему дали первое направление на рентген шеи. По результату выявился шейный подвывих, который нужно периодически разминать массажем, улучшающим на время кровоток в голове. Раз в четыре месяца я водила его на массаж и физиопроцедуры, раз в полгода - иголки. Всё это продолжалось и после рождения дочки, где лечила я уже их обоих. Дочку за компанию, потому что она родилась без патологий. Пили дорогостоящие неврологические препараты, также несколько раз повторяли «младенческий курс» препаратов.

К лечению добавили опытного логопеда, которая, впрочем, не знала, что делать с сыном. Она не могла его научить большинству звуков. Поставленные с трудом звуки требовали отработки по два-три месяца, поэтому я решила заниматься с ним сама, а затем возвращаться на уроки за новыми звуками. Выкупила серию логопедических тетрадей и пособие по массажу языка ложками. И мы долбили и долбили с сыном звуки по несколько раз в день, а дочка внимательно всё слушала и тоже запоминала. Дело пошло быстрей, когда к занятиям я подключила пальчиковую гимнастику, театр теней и лепку пластилином. Заработали руки – заработали язык и голова. А потом сын заявил, что он говорил неправильно, потому что слышал так. И, например, зефир ему казался девиром. Сурдолог исключила проблему тугоухости и сказала, что это было из-за шума в голове, возникшего из-за внутричерепного давления – нашего корня зла.

В 5,5 лет мы отдали сына на спортивную гимнастику. Из-за неврологии он плохо прыгал, бегал, спотыкался и часто падал на ровном месте. «Деревянным» называл ребёнка тренер. Но мы не расстраивались, я каждый вечер после садика, уже с маленькой дочкой на руках, отрабатывала с сыном домашнее спортивное задание. Иногда с криком, иногда с плачем, но он делал, и его показатели из-за постоянных тренировок улучшались. Он осилил лягушку, паровозик, тачку, машинку, мостик, подъёмы, подтягивание и ещё многое другое. Он занимался на стадионе рядом с домом и выполнял комплекс упражнений, составленный нашим папой.

От системных тренировок и занятий с логопедом с его «ра-ро-ру-ры» и «за-зо-зу-зы» сын стал крепнуть и в шесть лет уже бегло читал. В 6,7 лет пришлось отдать его в школу, потому что из-за переживательного характера сына у него начались проблемы в общении с повзрослевшими детьми в группе. По знаниям к школе он был полностью готов.

Сейчас ребёнок уже шестой год отличник. Сильный, умный, красивый. На него начали обращать внимание девочки. Проблемы в общении возникают, но не такие большие, как раньше. Он не перестаёт заниматься спортом, проходит восстановительное лечение в центре реабилитации, получает хоть и гораздо реже, чем раньше, медикаментозное лечение.

Все, кто раньше ругал, критиковал и называл странным моего ребёнка, сейчас хвалят его и восхищаются им. Удивляются, как я выправила за десять лет сына спортом, лечением, занятиями и заботой. Я понимаю, что очень много вложила в сына по сравнению, например, с младшей дочкой, которая сама научилась говорить, сама добивается успехов в спорте и творчестве, сама решает свои проблемы в садике, не «отнимая» время родителей. Но я знаю, что я мама и должна была это сделать. Поэтому мы и называемся мамами. Мамами, которые могут сказать громкое «нет» всему невозможному.

Читайте также в нашем блоге:

• Подозрение на синдром Дауна
• СДГВ у ребенка. Признаки, особенности, лечение
• Детские истерики: советы психолога